Мужество медсестры-пулеметчицы фактически решило судьбу боя....
Она погибла отсекая пехоту, которая вот-вот должна была ворваться в расположение орудийных расчетов... Гвардии подполковник запаса Т. Андриевич в своем письме в газету «Черкаська правда» писал:
«На одной из художественных выставок в Москве я увидел небольшой, потемневший от времени рисунок. На нем была изображена девушка возле станкового пулемета - в темном берете со звездочкой. Пальцы ее крепко сжимали рукоятку «максима», взгляд устремлен вперед. Из подписи узнал, что это рисунок народного художника СССР Н. Н. Жукова.
Лицо девушки показалось знакомым. К счастью, на обратной стороне рисунка оказалась надпись, сделанная художником в 1947 году: «Гвардии рядовой Елена Сергеевна Лосева - пулеметчица 288-го гвардейского стрелкового полка 94-й гвардейской дивизии. 1923 года рождения. Член ВЛКСМ».
Да, это была прославленная девушка-воин из нашей дивизии.
Фашистские танки, окутанные густым дымом, упрямо ползли на высоту. За ними двигались фигуры в черно-зеленых мундирах.
Лаврин сплюнул:
- Подходите, подходите, господа эсэсовцы... Это вам не по сельским закоулкам воевать...- С яростью хлестнул длинной пулеметной очередью. Заработали другие пулеметы. Затахкали винтовки.
Орудия били прямой наводкой.
Вот уже вспыхнул один танк. Второй...
Но другие ползли и ползли...
Вот первый достиг окопа, где находился Педченко. Крутанулся и пополз дальше - к артиллеристам, на ходу разворачивавшим орудие. Мгновение - и... Из развороченного окопа показалась рука, потом голова... И, тяжело припадая на левую ногу, догоняя танк, бежал Педченко.
За несколько шагов до него размахнулся, бросил связку гранат. Взрыв. Танк, фыркнув, остановился: звякнула гусеница.
Педченко в изнеможении повалился в полузасыпанную воронку.
Здесь его и нашла медсестра Елена.
- Милая девушка... Мне уже ничего не нужно... Конец...
- Вы, дяденька, будете жить... Обязательно... Перевязка была долгой и сложной. Но Елена утешала, как могла.
А потом ползла с ним через все поле, по снегу, изрытому взрывами, гусеницами танков.
Серебристая полынь, еще совсем недавно покрытая инеем, почернела. И колыхалась, будто от ветра: ее зимнее спокойствие нарушали ползущие в тыл раненые, падавшие то здесь, то там осколки.
- Добраться бы к той полыни,- думала Елена.
- Милая девочка...- шептали иссушенные жаждой уста.- Спасибо, доченька. Но это напрасно...
Мороз захватывал дух. Взрывы поднимали столбы земли. А она все выносила из-под огня тяжелораненых. Накладывала повязки, останавливала кровь, спасала жизнь.
Вздыбивалась земля. Плавился камень. Скручивался и разлетался на осколки металл.
И, казалось, не будет этому ни конца, ни края.
Волна за волной шли атакующие. Под Юрковкой фашисты делали все, чтобы прорвать фронт и дать возможность окруженным выйти из «котла». Бросали в бой танки... И они ползли, как хищные звери, яростно выплевывая огонь.
Вот восемь машин прорвались сквозь поредевшие ряды 288-го гвардейского полка.
- По пехоте, по пехоте - огонь! - пронеслось над окопами.
И немецких автоматчиков, двигавшихся вслед за танками, накрыли пулеметные очереди.
Гитлеровцы залегли. А потом, не выдержав огня, снова откатились назад...
Вдруг на правом фланге замолк пулемет. Неожиданная тишина поразила Елену, что-то, наверное, не так. Где-то ослабла оборона.
Это почувствовали и фашисты.
Пригибаясь, гитлеровцы оврагом бросились на правый фланг.
Пулемет молчал. Еще мгновение - и вражеская пехота вклинится в оборону... И тогда...
Трудно представить, что будет тогда. Пулемет занимал господствующую высоту. Он мог обстреливать отсюда все...
Секунда, вторая. Поняла, в чем дело. Быстрее к пулемету!
Пятьдесят, тридцать метров...
И почти столько же осталось и фашистам...
Елена поднялась во весь рост и рывком пробежала эту тридцатиметровую полосу. Пули шелестели в полыни... Что-то обожгло ногу...
Лихорадочно схватилась за гашетку пулемета - ив упор пустила длинную очередь...
Гитлеровец, уже находившийся в пяти метрах от окопа, неуклюже взмахнул руками, оседая вниз, и влился пальцами в почерневший от взрывов мерзлый снег...
А она строчила, строчила... И падали серо-зеленые фигуры. Когда в прицеле пулемета уже не было никого, Елена оглянулась. Рядом лежит с пробитым виском молодой пулеметчик. Немного дальше его побратим истекает кровью.
Вгляделась и узнала - это был Вадим Петренко. Бросилась к нему. Может быть, еще не поздно. Ведь из-под самой Волги они прошли вместе. Мгновенно нахлынули воспоминания.
...Враг подошел к Сталинграду. Город пылал. В один из суровых дней в горвоенкомат зашла белокурая худенькая девушка. Она упорно добивалась, чтобы ее принял военком.
- Я комсомолка,- сказала ему,- Позавчера пришла похоронная. Фашисты убили моего брата, пулеметчика. Примите меня в армию. Хочу отомстить за него.
Военком внимательно выслушал. Но, посмотрев на хрупкую девушку, твердо сказал:
- Нет. Тяжело вам будет на фронте. Вы еще такая юная!
- Поймите, я - сталинградка.
Через несколько дней дочь сталинградского рабочего Елена Лосева прибыла в воинскую часть.
Тогда еще никто не знал, что эта скромная, застенчивая девушка станет храбрым воином. Не думал об этом и командир роты, весело вглядываясь в синие глаза Елены.
- Ну что, писарем пойдешь? - спросил.
- Нет.
- Тогда, будешь санитаркой.
- Я очень прошу послать меня в пулеметный расчет. Командир засмеялся:
- Нет, это специальность нашего брата... Это самая тяжелая специальность, голубка.
- Что это вы все завели: тяжело, тяжело... У меня брат погиб. Пулеметчиком был. Думаете, это пережить легко? А как же Анка-пулеметчица у Чапаева? А как Валентина Гризодубова летает? - не сдавалась девушка.
- Так то ж Анка, а то ты... Елена своего добилась.
Взяли ее в пулеметный расчет, подносить ленты к пулемету.
В перерывах между боями осваивала оружие. Охотно помогали ей опытные воины, особенно этот молоденький парнишка из-под Полтавы, Петренко.
Волга. Северский Донец...
А вскоре о ней уже писала фронтовая газета:
«Шел жестокий бой на берегах Донца. В тяжелую минуту вражеской атаки одновременно были тяжело ранены оба пулеметчика. «Максим» замолк. Еще мгновение тому прижатые к земле гитлеровцы поднялись во весь рост, злобно застрочили из автоматов и лавиной двинулись на наши окопы.
- Не пройдете, гады! - выкрикнула девушка. Она залегла за пулемет, передвинула ленту, и через секунду «максим» грозно застрочил, кося обозленных фашистов. Враг откатился, но ненадолго. Через несколько минут большая группа гитлеровцев снова двинулась на окоп Елены. Но тщетно. Елена била без промаха. У нее было достаточно патронов в лентах и ненависти в сердце. Она помнила брата, помнила родной город, разрушенный врагом... Более тридцати гитлеровцев уничтожила Елена в этом поединке. Враг не прошел. А после боя мы снова увидели прежнюю Елену: обычную, простую, с улыбкой на юном лице».
Вскоре за этот бой Елена была награждена орденом Красной Звезды.
А однажды ее вызвали в штаб. Пришла она туда с перевязанным горлом: простудилась.
Командир полка сказал, что к ним из Москвы прибыл художник, лауреат Государственной премии Н. Н. Жуков. Он пишет портреты лучших воинов для серии «Они защищают Родину». Командование решило, что ей, героине-пулеметчице, также место среди них.
Николай Николаевич, спокойный, внимательный, расспросил ее о жизни, родителях, о том, как ей удалось отразить контратаки гитлеровцев. Потом попросил занять место у пулемета, как было в бою. Он и нарисовал портрет Елены.
Такой, как она была. Простой, застенчивой, мужественной.
Потом ранение. Контузия. Курсы медсестер. Возвращение в свою 94-ю гвардейскую дивизию...
И вот снова, как и тогда, на берегу Донца. И снова пулемет Вадима.
Елена быстро начала перевязывать раненого. Вдруг взрыв... Еще один. И вслед - команда на чужом языке.
- Форвертс! Форвертс! - донеслось снизу. Из оврага снова двинула лавина эсэсовцев... Густые ленты пуль навсегда пришивали к земле полынь...
Солнце качалось красное-красное.
- Форвертс! Форвертс! - кричал офицер с эмблемой черепа на рукаве.
Впереди и немного левее двигалась стальная гора: лязгая гусеницами, громада ползла прямо на окоп... Елена быстро стянула с бруствера «максим», прикрыла его своим телом. Над окопом промелькнула черная тень. Пахло теплом и гарью. Посыпалась земля. И танк устремился дальше.
Девушка с трудом вытащила пулемет, и окоп снова ожил. Гитлеровцы откатились назад, в долину.
- Не прошли и не пройдете! - и посылала очередь за очередью. За брата, за сожженные села...
...Вот пожелтевшие страницы донесения начальника политотдела 94-й гвардейской дивизии подполковника С. В. Кузовкова:
«...Мина, разорвавшаяся рядом, присыпала Елену землей. Пулемет умолк. Когда девушка пришла в себя, фашисты снова находились в нескольких десятках метров. Она видела их перекошенные от ярости и страха лица... Девушка приподнялась и последним усилием нажала на гашетку. Пулемет заговорил... Атака фашистов снова была отражена...»
И воспоминания И. А. Позняка, командира орудия, которое било прямой наводкой:
«Мужество Елены фактически решило тогда судьбу боя... Она отсекла пехоту, которая вот-вот должна была ворваться в расположение орудийных расчетов...
Вдохновленные ее бесстрашием, бойцы открыли ураганный огонь. Орудия расстреливали танки.
В разгаре сражения мы не заметили, как внезапно из оврага выскочил танк и на большой скорости помчал прямо на окоп Елены.
- Ложись! - выкрикнул кто-то.
Но Елена не слыхала. Через несколько секунд я развернул орудие и прямой наводкой подбил танк... Но... он уже сделал свое черное дело.
- Наша медсестра погибла!
- За Елену, за Украину! За нашу землю... Бойцы бросились в атаку.
Гитлеровцы в панике бежали, устилая землю трупами.
- За Елену!
- За сестричку!
Степью катился гнев, шла наша огненная ненависть...
В листовке политотдела, посвященной Елене Лосевой, говорилось: «Товарищ! Ты идешь в бой. Если будет тяжело, если твои силы исчерпаются, вспомни нашу бесстрашную Елену и будь таким храбрым, как она, славная дочь Сталинграда».
Это было здесь, под Юрковкой, где ныне подымаются ввысь, как крылья, ажурные сплетения моста, где как по команде выстроились стройные тополя... Это было здесь, на земле, воспетой Тарасом Шевченке, где ныне переливается волнами пшеницы широкая, привольная степь...
Тихо-тихо о чем-то шепчет над братской могилой тополь. Это он в степи широкой о смелых песни слагает.
И шепчет он о девушке-комсомолке из-под Сталинграда, о девушке Елене Лосевой - простой, милой, не успевшей еще полюбить. О девушке, отдавшей свою жизнь, чтобы другие любили, чтобы никогда черные кресты не закрывали солнца. Шепчет тополь. Потихоньку разговаривает с полем. И над городом молодым несется легенда о мужестве и отваге медсестры.